Виктор Семенович Сорокин (1912-2001), родился в Москве, с 1948 года жил в Ельце, с 1957 года – в Липецке. Народный художник России, Почетный гражданин города Липецка, кавалер орденов Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, ордена «Знак почета», обладатель Золотой медали Российской академии художеств….
Виктор Семенович Сорокин (1912-2001), родился в Москве, с 1948 года живет в Ельце, с 1957 года – в Липецке. Народный художник России, Заслуженный художник РСФСР, Почетный гражданин города Липецка, кавалер орденов Трудового Красного Знамени, Дружбы народов, ордена «Знак почета», обладатель Золотой медали Российской академии художеств. Выпускник Московского государственного художественного института им. В.И. Сурикова. Участник всероссийских, всесоюзных, международных, зарубежных выставок. Удостоен создания прижизненного Музея-мастерской – Дома Мастера в Липецке.
Произведения В.С. Сорокина находятся в
(Из интервью и бесед с В.С. Сорокиным. Архив Т.И. Нечаевой)
О своей живописи
У меня все пейзажи камерные. Раздолья, дали… Они тоже есть, но в основном – камерные. Мне интересно писать домик, рядом сарай и, может, бабка стоит какая-то. Вот три их всего. И о них думаю. От бабки человеческое такое восприятие. Ее домик…. Там внутри жизнь, хотя она одна живет. Очень интересно. Бабушка в стороне, а я вхожу в дом, и там окошко, цветочки стоят, очень красивые, хотя пишу снаружи. Поэтому пейзаж и получается камерный, живой. Просто домик может нарисовать любой. (1992)
В настоящем искусстве есть Бог.
Самое страшное – не видеть красоту. Цель искусства – улучшение человека.
Когда пишешь, то забываешь обо всем: какие ботинки на тебе, поел или не поел. Живопись – святое дело. Все постороннее исчезает. Потом смотришь на этюд – откуда что взялось? Но устаешь. Энергия в работу перетекает. Они ведь все греют, когда проведешь перед ними рукой. Все по-разному, но греют.
Без натуры не могу. Хотел бы освободиться от материи, от предмета, но они крепко держат. Предмет, натура нужны, чтобы оттолкнуться от них. Но в картине рассказ не о них, а с помощью их. (1996)
Все зло в жизни от дураков, от них не избавишься. Но это не главное. Главное – красота. Утверждаешь красоту – борешься со злом. Надо каждый раз менять созвучия. Как будто проснулся и увидел по-новому, как ребенок. Бывает, кто-то пишет мастерски, но это холостой ход, если нет состояния, чувства. Решения композиции, колорита – это вопрос техники, ею должен владеть любой обученный художник. В картине всегда должен ощущаться человек, иначе – пустое.
Живопись – это философия. Проведем линию – это земля. Выше нее – небо, Бог, свет, радость, добро, красота. Ниже линии – ад, бес, тьма, зло, разлад, глупость. Мы стоим на земле, нужно оставаться на земле, на почве. Между верхом и низом – борьба. Побеждают небесные силы. Это и нужно показать в работе. (1998)
О литературе
Люблю Чехова. Всегда его любил, перечитываю. Ну, Достоевский, это – не высказать. Пушкин – вершина!
Увлекался Цветаевой. Теперь охладел. Никак не идет Есенин, не трогает сердце. К Толстому охлаждение. Часто достаю с полки Гоголя. Язык! Как прочитаешь строчку… Блок недосягаемый гений. Не подступиться. Наверно, как и Гоголь, с чем-то неземным связан. (1996).
О музыке
Мусоргский. Его музыка напоминает настоящую живопись, московскую школу, живопись мощную, сочную, очень красивую, русскую. Сурикова больше всего напоминает.
Верди это что-то божественное. Как явление, которого на земле не может быть. От него у меня ощущение живописи мира, как он чувствовал мир. Не такую, не обыденную жизнь, а возвышенность мира, любви большой, человечности. Верди и Мусоргский – там действительно накал такой, дальше не куда. Накал духа, чувств, всего-всего-всего, что в человеке есть, то там у этих композиторов содержится. Тут не объяснимо, тут нужно чувствовать просто. Русские романсы – тут все русское, близкое. Нравится лирикой большой, любовью. Любовью к женщине. Поэзия большая. Мне нравятся романсы, Варламова, Гурилева. Рахманинов – гений! Когда я иду писать пейзаж, всегда у меня какой-то романс напевает кто-то там, сзади что ли. Какой-то из русских романсов. Обязательно напевает.
Сам напеваю, только про себя. Пишешь и поешь, еле заметно. А иначе пейзаж не получится, будет тупой такой, заученный. Никому он не нужен, такой пейзаж. А когда в сочетании с русской музыкой… Это все одно и то же: музыка, живопись, литература, поэзия. Все там заложено. Все, что дается от Бога, то душой воспринимается.
Пейзаж у меня связывается не только с романсом. И с Чайковским, и Рахманиновым, и Мусоргским. Когда я церквушку пишу, мне почему-то мерещится Мусоргский. Когда я пишу в Ельце белую церковь Введенскую, то и там Мусоргский. А когда я писал собор внутри, там таинственность какая-то. Там никакой музыки нет. Молчание. Таинственность мощная. (1992)