Митлянский Максим Даниэльевич родился в Москве в 1953 году. В 1986 году окончил худграф МГГУ им. М.А. Шолохова, с 1981 – член Молодёжного объединения при Союзе художников России, с 1986 – член МСХ (товарищество живописцев), с 1981 – участвует в выставках Союза художников России. Преподает живопись и основы композиции в Российской Государственной специализированной академии искусств, доцент.
Работы представлены в Государственном Русском музее в Санкт-Петербурге, Московском музее современного искусства (Москва), коллекции современного искусства Музея-заповедника «Царицыно» (Москва), Государственном архитектурном и художественном музее-заповеднике в Новом Иерусалиме (г. Истра), Вологодской картинной галерее, Ярославском художественном музее, Калининградской картинной галерее, Брянском художественном музее, Нижне-Тагильском государственном музее изобразительных искусств, Омском областном музее изобразительных искусств им. Врубеля, Томском художественном Музее, Тульском областном художественном музее, Южно-Сахалинском художественном музее, Нижегородском художественном музее, Калужском областном художественном музее, Переславль-Залесском музее-заповеднике, коллекции Андрея Ерофеева и других музеях и частных собраниях.
Максим Митлянский:
На выставке я показываю работы, выполненные в двух жанрах – натюрморт и картина. Все они посвящены библейским сюжетам и другим знаковым событиям нашего бытия.
Натюрморт для меня наиболее органичен, в нем я стремлюсь не копировать произведения любимых художников: Рембрандта, Веласкеса, Брейгеля, Гойи и других, пытаюсь передать не содержание картины, а состояние, переживания, аллюзии, порождаемые их произведениями. Для себя я определил это как метафорический натюрморт или «метакопирование». Вообще-то меня великие художники вдохновляют даже больше, чем окружающая реальность. И этот жанр появился в известной степени как попытка повторить их подвиг. Так, в репликах «Урок анатомии доктора Тульпа», «Блудный сын», Рембрандта, «Сдача Бреды» Веласкеса и др. главные персонажи – разнообразные бутылки, кофейники, плащи и другие предметы в силу своей антропоморфности позволяют мне воспроизвести данные сюжеты, композиции, их пластическую идеи и общее состояние. Для усиления визуального посыла я иногда пишу тексты прямо на холсте – комментарий или некое моралите. Бывает, что текст или название работы появляются первыми, а потом уже под них выстраивается пластическое решение.
Последние два-три года я пишу картины на Библейские сюжеты. Священное писание настолько фундаментально, что вбирает в себя любую жизненную ситуацию и никогда не утратит своей актуальности. Для каждого времени есть свой подтекст, своя интонация, свой акцент, свое актуальное прочтение. Темы эти вечные, и к ним художник неизбежно приходит в какой-то момент своей жизни. В этом нет ничего нового…
Библейские притчи – это не что иное как вербальные иллюстрации, я же хочу дать свое толкование, свою экзегетику, используя привычные нам изобразительные средства и техники. Темами для картин выбраны как собственно притчи, так и сюжеты Нового и Ветхого Завета. Притча о блудном сыне (наиболее мне близкая, к ней я обращался неоднократно), притча о злых виноградарях, притча о десяти девах и другие.
… Сегодня, в эпоху перфомансов/видео-арта/акционизма и прочих «измов», когда «живопись умерла», когда искусство подразделяется на актуальное и прочее, занятие живописью в традиционном смысле может быть воспринято как нечто архаичное. Значит я – типичный представитель неактуального искусства, «живописный фундаменталист» (как определял нас мой покойный товарищ, художник Андрей Таль). И мне вполне комфортно находится в этом формате.
… Когда я начинал работать, то наиболее адекватным и занимательным жанром для меня стал натюрморт. Раньше было принято относить натюрморт к низким жанрам, в отличии от портрета или картины. Но если мы посмотрим натюрморты Сурбарана, Шардена, Сезанна, Моранди, Ван Гога, Фалька…, то мы их не воспринимаем, как просто расстановку разных предметов – за этим стоит нечто гораздо большее. Это не просто вещи, а скорее «вещи в себе», которые взаимодействуют между собой особым образом. В натюрморте художник абсолютно свободен, здесь можно больше сказать, чем в других жанрах. Поэтому для меня натюрморт скорее всего «steel-life», чем «nature morte».
…Мои родители – Даниэль Юдович Митлянский и Нинель Владимировна Богушевская были художниками. Вполне известными и успешными. Но почему-то изначально они не хотели, чтобы я тоже стал художником. А мечтали они, чтобы я стал ученым-физиком, как их знакомые академики-физики. Не дав мне доучиться в нормальной средней школе, они принудили меня поступить в 8-й класс математической школы № 2, из которой меня вскоре чуть было не отчислили за неуспеваемость. Но, не желая огорчать родителей, я взял себя в руки и благополучно ее окончил. Потом были МИСИС (Московский институт стали и сплавов), аспирантура, работа в НИИ, и на этом моя научная карьера завершилось. Родителей я уважил. Пора было подумать и о себе. Поскольку я был уже перестарок, поздно было идти учиться в Суриковский или Полиграф, я определился на художественный факультет в педагогический институт. Так непрямыми путями, я все-таки пришел к тому, чем я сейчас занимаюсь…
…Живопись для меня — неотъемлемая часть жизни: и работа, и увлечение, и рефлексия, и …многое что еще, но, к сожалению, не способ заработать на жизнь. Поэтому есть еще официальная работа — преподаю живопись и композицию в Российской государственной специализированной академии искусств.
