Александр Михайлович Сорочкин не был избалован персональными выставками. Его искусство знали по участию в областных – двумя-тремя работами на каждой. Произведения художника были заметны на всесоюзных, всероссийских, зарубежных выставках. Неизменно это были выдающиеся работы, отмеченные особым мастерством и ощущением мира. Они привлекали современным …
Александр Михайлович Сорочкин не был избалован персональными выставками. Его искусство знали по участию в областных – двумя-тремя работами на каждой. Произведения художника были заметны на всесоюзных, всероссийских, зарубежных выставках. Неизменно это были выдающиеся работы, отмеченные особым мастерством и ощущением мира. Они привлекали современным и своеобразным решением. Сорочкин не был адептом советской идеологии, не был и диссидентом. Его картины были «другими» – сами по себе, столичного вкуса, изысканные, холодноватые.
«Другим» был и сам художник. Немногословный, интровертный, интеллектуальный, он явил свой сокровенный мир в творчестве, что дает понять лишь персональная выставка, многогранно представляющая автора.
Искусство для Сорочкина было святыней. Работал он с полной отдачей, с требовательностью к себе по гамбургскому счету. Его холсты, сохранившие творческий накал, упруги, целостны, точно сформулированы. «Что» и «как» в них равноправны и нераздельны. Все средства выразительности, все детали несут смысл. Колорит, композиция, ритм, гиперреалистическая прописанность, вплоть до «обманки», или крупная обобщенность, деформация форм и цвета, значение предметов, деталей, символов – все шаг за шагом открывает глубину, философское содержание и взаимоотношение художника с действительностью. Объект изображения и пространство имеют равную материальную плотность и энергию противодействия. В борьбе внутреннего и внешнего границы их контактов напрягаются, едва не до разрыва, линии натягиваются, как тетива. Налитые тяжестью яблоки, тугие гроздья сирени; болезненно покареженные подсолнухи, лепестки которых опасно остры; будто взорванные изнутри кроны деревьев; ультрамариновый безлюдный вечер; взгляд из окна одинокого человека… Красота и драматизм неразлучны в полотнах Сорочкина. И еще – чистота.
Александр Михайлович пришел в искусство вслед за шестидесятниками. Дружба с московскими коллегами, взращенными оттепелью, сыграла большую роль в становлении художника. От них он впитал тенденции сезаннизма, точно совпавшие с его художнической натурой. Продуманность и конструктивность композиций, детальная предметность в его холстах не препятствовали сохранению свежести чувства и свободе высказывания. Независимость была основой его жизни и творчества.
Рожденный под знаком Водолея, Сорочкин не выносил принуждения, чужих правил, не терпел нравоучений. Он не был любимцем судьбы, если не считать большого дара – таланта. Он отрабатывал его честно, не погрешив против правды, не сфальшивив. Когда творческие и нравственные силы ослабли, он отложил кисть. Одной из последних работ Сорочкина был автопортрет, где он изобразил себя в напяленной ушанке, – чтобы заглушить тишину одиночества или грохот безумного мира? Тесемки шапки, завязанные мертвым узлом, перечеркивают горло.
Александр Михайлович Сорочкин входил в круг художников, сформировавших так называемую липецкую школу. Он оказал на молодежь не меньшее влияние, чем В.С. Сорокин. При жизни Сорочкин не был по-настоящему понят и по достоинству оценен. Быть может, в наше время ему будет воздано должное.
Татьяна Нечаева
Ольга Сорочкина, супруга художника:
Александр Михайлович – художник до мозга костей. Он всегда говорил: художник – не профессия, а образ жизни. И он жил, как художник… Вспоминаю, как он ставил мольберт напротив нашего окна в спальном районе. Что я видела за окном: горы мусора, серый двор. А он поместил перед окном подсолнух и написал такой прекрасный натюрморт! Всё было там: и тени, и свет, и чарующий зимний пейзаж на фоне.
…Вообще слыл крайне свободолюбивой натурой.
Не могу сказать, что он считал себя и был диссидентом, самый активный период в творчестве пришёлся именно на доперестроечную пору. Да, он попал в струю «шестидесятников». Живопись у него совершенно не такая, как у Сорокина. Не такая весёлая. В 70-80-е годы художников тоже душили худсоветы и идеология. Но, мне кажется, на картинах этот гнёт не отразился, несмотря на выбор определённых и не всегда таких уж ярких красок. С другой стороны, эмоция в его полотнах неизменно сильная и тревожная. Возможно, это проявление потаённых черт его характера… Он говаривал: художники – это сектанты; могу приехать в любой незнакомый город и немедленно найти себе родственную душу среди них. Тем не менее, сказать, что он находился под чьим-либо сильным влиянием, было бы несправедливо.
Татьяна Нечаева, искусствовед:
Он всегда писал, как считал нужным… В его работах выражено представление о мире как об арене борьбы полярных начал. Четкая пластическая формула фиксирует реальность картины в состоянии равновесия между противоположными силами. В этой точке равновесия удерживается гармония и порядок… У Александра Михайловича эмоция сдержанная, очерченная определёнными рамками. Она – в напряжении форм. Иногда кажется, что это напряжение, энергетическое ядро едва сдерживается внутри картины, – но всё же сдерживается.
Сорочкин всегда ответственно и строго относится к своему художественному высказыванию. Он рассказывает о своем мире, суровом, где есть боль, страдание, и где есть красота. Сорочкин отсекает всё лишнее, несущественное, случайное. Очищает форму до первоосновы, до архетипа и показывает сущность предмета. Ничего лишнего. Сорочкин – высокий профессионал, философ, аналитик и эстет. Живописец говорит по-мужски сдержанно.
Александр Вагнер, народный художник РФ:
Манере Сорочкина однозначно близки графическая точность, тонкость и изящество. Это его характер, эмоциональный фон, который выражался в определённых цветовых лейтмотивах. Помимо того в нём сидит железное, профессиональное ощущение целостности. Попробуйте представить себе холст Сорочкина без ритма, без силуэта – невозможно! Для него эти вещи – данность. Важна была любая чёрточка, любое пятнышко. Верно поставленная цветовая точка его кистью могла идеально закончить композицию.
Нас объединяла ориентация на московскую школу, на столичный вкус, на лучших в нашем понимании художников. Нас интересовали абсолютно одни и те же фамилии: Александр Древин, Ирина Блюмель, Аделаида Пологова, Андрей Васнецов, Константин Панков, Пётр Оссовский… Мы были мощно заряжены этим вкусовым арсеналом. Нет, мы ни в коем случае не старались быть похожими на них, и сами похожи не были. Но, конечно, охотно пользовались багажом, накопленным той когортой мастеров.
…Почему я горжусь Сорочкиным и невероятно ценю его творчество – оно в высшей степени интеллектуально, лишено спонтанности, бесцеремонности. В работах неизменно просматривается цель, которую желает достичь автор, – и достигает! Очевидно, выделяются более удачные вещи среди всего наследия. Но нет ни одной пустой, проходной! Его «Автопортрет», «Натюрморт с чайником» – серьёзные программные произведения, и только с ними двумя автор уже обеспечивает себе место среди живописной элиты. Жизнь – сложная штука. И своими работами Александр Михайлович Сорочкин выразил своё отношение к этой жизни. Одно знаю точно: Сорочкин пришёл и уйдёт из этого мира настоящим Художником с большой буквы.
(Из интервью Романа Хомутского для издания «Итоги Недели», февраль 2014 года)
Сорочкин – один из сложных, глубоких, интеллектуальных художников. Его картину пересказать невозможно: получится банальное перечисление запечатленных на холсте предметов. Содержание его работ значительнее изображенного мотива.