Виктор Иванович – из любимых учеников Виктора Семеновича Сорокина. Сорокин высоко ценил человеческие и художнические качества своего воспитанника и друга, говорил о нем: «Он один из лучших». Их родство очевидно. Оба живописца имели одно предназначение – славить жизнь. Оба были внутренне свободными, жили чувствами, ощущали себя частью природы и понимали её как самое себя. Королёв боготворил Сорокина, сохраняя свой голос, свой напев – народный, русский по интонации, пластике, ритму, с мощным дыханием. И натуру он выбирал по-своему: широкую, просторную – окраины поселений, берега, овраги, степные дали, осенние туманные рассветы… Его холсты были столь же мужественными, сколь и нежными. Смелые композиции на больших холстах, где так немного собственно изображения, насыщены переживанием – в них нет пустот, есть постижение, глубокое проникновение в суть явления, становящегося под его кистью явлением живописным…

Время, вероятно, наиболее объективный судья в искусстве. Иные художники, даже пережив взлет популярности, теряют к себе интерес еще при жизни. С такими, как Виктор Иванович Королев, происходит обратное. Его работы, и прежде ценимые, спустя два десятилетия как бы открываются заново, вызывают восхищение и удивление, будто мы что-то в них не разглядели тогда.

«Подойдя к порогу своего шестидесятилетия, я счел своим долгом отчитаться и даже подвести итог прожитым годам.»

Татьяна Нечаева

Виктор Королев:

«…Думаю, что как художник сложился. И меняться мне под чьим-либо влиянием поздно. Это не значит, что в моей работе нет изменений. Стараюсь в каждый холст вносить нечто новое – в цвете, в композиции, в общем настроении вещи. С профессиональным и жизненным опытом я пришел к выводу, что композиция должна быть очень простой. И в этом, как ни покажется странным, вся сложность. Скромность, сдержанность колорита ценю сейчас более всего, к этому стремлюсь. Мне кажется, именно эти качества – самые важные в передаче личного переживания, в установлении контакта, доверительности между художником и зрителем… К пониманию этого приходишь сам, научить этому нельзя.

…За последние годы в нашем обществе многое переменилось. Не только я, многие художники чувствуют себя более раскрепощенными. Ведь даже на пейзаж давила идеология. Представьте, дымы заводов над рекой, над городом писали с гордостью, как могучее достижение индустрии. Теперь смотрим иначе. С помощью искусства надо помогать спасению природы: показывать ее красоту, научить людей любить ее, беречь, а не разорять. В чем главное назначение искусства? Сделать людей добрее, чище, воспитать благородство души. Человек, приобщенный к искусству, к культуре, не допустит варварства ни по отношению к природе, ни к людям, ни к истории.

Я отношу себя к реалистам. Но классиков авангарда – Кандинского, Малевича, Шагала, Лентулова – высоко ценю, восхищаюсь силой таланта, осмысленностью и оригинальностью их новаций. Вообще, я за настоящее искусство, не важно – реализм или авангард, лишь бы не шарлатанство, которого, к сожалению, и там и здесь хватает.

Между двумя последними выставками мне довелось вместе с елецким живописцем Николаем Климовым побывать на симпозиуме живописцев в ГДР и общаться с художниками Болгарии, Венгрии, Румынии, Польши, Восточной Германии, вместе с ними работать… Мы с Николаем замечали интерес к русской живописной школе. Реализм ценим и там. Никуда от него не денешься. А мода пройдет. Научатся отличать настоящий хлеб от хлеба из мякины.

Как я работаю? Пишу по потребности души. Но не обязательно каждый день. Убежден, что художнику нужно больше думать, прежде чем писать. Долго вынашиваю работу, решаю, в каком она будет колорите. А идея колорита возникает по-разному: можно увидеть в реальной жизни какой-то цветовой образ, а можно и во сне. Пока идет этот внутренний процесс, не сижу сложа руки, просто не могу без дела. Мозоли не проходят: все рамочки, подрамники делаю сам и с большим удовольствием. Люблю работать в саду. После физической работы и пишется лучше – накапливается жажда. И уж когда пишу, отбрасываю все – все дела, все невзгоды. Много работаю с натуры. Сразу компоную, убираю лишнее. Такие этюды помогают передать настрой, испытанное волнение. Но работая в мастерской, никогда этюды не переписываю, не переношу на картину, использую лишь как концентрат впечатлений. Из всех времен года отдаю предпочтение осени: в осеннем пейзаже особая лирика, грусть. Мне понравилось, как кто-то из поэтов сказал о живописи – «тихий восторг и мечтанье…».

(Записано в 1990 году. Из архивов Т.И. Нечаевой)