Галерея Назарова представляет выставку «Мифы и притчи Ирины Лавровой» – одного из наиболее значимых московских художников, сказавших новое слово в искусстве периода «оттепели». В те годы и до конца своего пути Лаврова удивляла самобытностью и неповторимостью образного языка. В 2017 году наша галерея экспонировала выставку художницы «Сад воспоминаний», вызвавшую большой интерес зрителей. Новой выставкой мы продолжаем знакомить липчан с творчеством этого известного и одновременно непостижимого живописца.

Произведения Ирины Лавровой многозначны, полны аллюзий, культурных кодов, перемешивающих времена и эпохи. Быть может, главный тезис ее творчества – «вся – жизнь игра». На холсте, своеобразной театральной сцене, художница переплетает фантасмагорию и реальность, там присутствуют персонажи разных эпох, конкретные люди и ангелы, смутные призраки из других миров; там праздничные шествия и ностальгические мотивы, таинственность ночи и затаенная печаль. На полотнах сосуществуют различимые голоса великих художников прошлого, в стилистике перекликаются отзвуки античности, рококо, дерзких новаций ХХ века… Многослойность содержания вовлекает зрителя в игру разгадывания и не всегда поддается расшифровке. Остается что-что необъяснимое, глубоко спрятанное, как в жизни. Виртуозная, артистичная кисть мастера легко поспевает за безоглядной фантазией. Ирина Лаврова – художник тонкий, поэтичный, женственный – пленяет своими шарадами, грезами, воспоминаниями, даря эстетические, интеллектуальные и духовные переживания.

Татьяна Нечаева

«Ирина Лаврова – художник театра, хотя она не оформила ни одного спектакля. Возможно потому, что для воплощения ее идей ей не нужны ни актеры, ни режиссер, ни сценические площадки. Многие годы Ирина посвятила монументальному искусству и создает театр в той реальной архитектуре, в которой работает. Сама разрабатывает мизансцены и декорации, сама создает своих персонажей и предоставляет их публике. Пользуясь большой палитрой средств: и живопись, и скульптурный рельеф, и объемный раскрашенные фигуры, выступающие из плоскости стен, она достигает впечатления театрализованного представления, праздничного зрелища.

Монументальные работы Ирины Лавровой можно увидеть в Москве и Париже, Петербурге и Орле, в Крыму и далеком казахстанском городе Темиртау. И каждая была как взрыв на нашем художественном горизонте, почти каждую нужно было защищать от ошеломленного заказчика и бдительной номенклатуры, о каждой говорили, писали, спорили…

Другая постоянная составляющая творчества Ирины Лавровой – станковая живопись. И здесь, по-другому, другими средствами, но та же театрализация реальности. Ее театр – это миф художника, театр создаваемого ею мира.

Ее мир – это сад. Все, что происходит с человеком, происходит в саду. В саду он рождается, страдает и умирает. Садов целые серии: «Сад радости и печали», «Рай», «Парадиз». Она изобрела свое особенное состояние природы: светлое дневное небо и темные сумерки в зарослях кустов, высокой крапивы: «ни день, ни ночь, ни мрак, ни свет…» Что видим мы на ее полотнах? Стол в саду, зажжены керосиновые фонари, лампы, свечи, за столом сидят, беседуют. Или – венчание, танец… Иногда улетают, умирают… Сюжеты не ясны, многозначны, но сколь поэтичен этот мир, сколь странные силуэты и неслучайно среди сидящих оказывается некто с крылом.

Так же постоянен мотив шествия. Идут один за другим через весь холст красавицы в шляпах, толстухи, дитя с лампой, старуха с флейтой, иногда присоединяется крылатая фигура или музыканты.

И в небе идут с фонарями и собаками. Все холсты называются «прогулка», но это именно шествие, как течение жизни, с ее началом, взлетом и неизбежным концом. Быт превращается в бытие, в притчу.

Рай – это сад, но он совсем не идилличен, этот рай. Ад – тоже сад».

Виктория Лебедева. Театр живописных фантазий. «Наше наследие». 31/1994

«С начала шестидесятых Ирина Лаврова и Игорь Пчельников в архитектуре работают вместе. Их творческие темпераменты, характер таланта, сила воображения, импульсивность были разными – их вкусы, представления о художественных ценностях – одинаковыми. Они дополняли и обогащали друг друга. Лаврова и Пчельников начинали как монументалисты, создавая особый вид монументального искусства, не имеющий аналогов.

…Театрализация была характерным для времени приемом, которому отдали дань мастера всех видов искусства: живописцы, скульпторы, художники книги… Это было время «ухода», время закодированного языка искусства, понятного избранным и недоступного чужакам. Интеллигенция (я имею разумею внутреннюю структуру человека, отнюдь не его профессиональную принадлежность) хорошо разучила этот язык намеков, скрытых смыслов духовной жизни, которую следовало оберегать от посторонних. Этот странный язык метафор не только позволял говорить о том, что истинно волнует, но и позволял сберечь живую нить свободы, которая связывает поколения.

Этот язык помог пронести традиции высокого искусства через десятилетия притеснений.

…Игра с пространством многое определяет в картинах-видениях /Лавровой/, таинственных, сомнамбулических, где цвет пульсирует, сгущается, становится то деревом, то беседкой и свечи горят в шандалах и на шляпах ее героев. Люди в картинах Лавровой беседуют или танцуют с такой серьезностью, как будто исполняют некий неведомый ритуал.

Лаврову привлекают уличные гулянья в провинциальных городах, танцы под луной и тихие домашние застолья. Здесь пьют чай, разговаривают, а вечерами зажигают лампы, и тогда желтый свет призрачными шарами повисает в плотной темноте летних ночей.

…С середины восьмидесятых Ирина Лаврова все усилия направила на станковую живопись. Она писала много, почти не отходя от мольберта, она спешила. Она продолжает работать сериями, но ее «прогулки», «беседы», «застолья» становятся все более фантастичными, это видения, которые могут лишь присниться, в каждой из этих картин заключена тайна.

Все эти картины – яркие, с забавными, занятными сюжетами, казалось бы, должны нести в себе запас веселья, но, как это чаще всего бывает у скоморохов, под поверхностным впечатлением лежит другой слой восприятия – не только смешной, но и страшный. Лица неподвижны, похожи одно на другое, лишены индивидуальности. Персонажи одеты в какие-то фантастические, не привязанные ни к какой эпохе костюмы, рядом с ними иногда появляется лицо в маске клоуна».

Из книги Виктории Лебедевой «Мои современники»