Творчество Григория Дервиза – портрет нашего поколения. Но не всего – одного его круга, связанного с самым интеллигентным, самым достойным и духовным, что посчастливилось нам, молодым, застать, впитать: с именами Владимира Андреевича Фаворского и блестящего скульптора-анималиста Ивана Семеновича Ефимова, с семьей прекрасного художника Михаила Семеновича Родионова, в которой как-то удивительно естественно сочетались биология и искусство. Для этих очень значительных, очень просвещенных и очень добрых художников мир природы, животных был органически слит с миром людей, служил камертоном, а в чем-то и укором, напоминая в нашей повседневной суете о вечном, «божественном». …Григорий Дервиз, как и Дмитрий Жилинский, Гурий Захаров, Илларион Голицын, художники, выросшие в этой духовной атмосфере, ни в каких катаклизмах и перепадах окружающей жизни не могли утратить веры в высшую красоту, в высшую справедливость. Будучи вполне современными, отдавая дань увлечениям и творческим исканиям своего времени, они никогда, образно говоря, не теряли Бога.

Дервиз почти не изменился. Что-то было заложено в нем изначально – и этот «стержень» оставался и остается в нем в его искусстве по сей день…

«Формальные вопросы» для него – любовь к материалу, умение работать в материале, в самых разных техниках и формах: декоративных рельефах из металла, в смальтовой и флорентийской мозаике и витраже, в технике эмали. Но главное его «спасение» – в природе, пронизывающей и рельефы, и витражи, и мозаики, и эмали.

Все последующие десятилетия с их невероятными сломами и почти невыносимыми для человеческой психики обвалами и переменами искусство Григория Дервиза несло в себе то неизменное, неподвластное времени, что заключено в листьях травы, переплетении ветвей, полете птиц…

Творчество Григория Дервиза для меня – прежде всего он сам. Очень скромный, очень глубокий, со своей внутренней напряженной жизнью, далеко не во всем совпадающей с тревожными стремительными ритмами сегодняшнего дня.

Мир русской истории, русской интеллигенции начала ХХ века – не воспоминания, у Гриши их не могло быть, а зов крови, чувство своего рода… Зов природы – опять-таки не воспоминания о пребывании «на природе», а кровная связь с ней, со зверями, выращенными, выкормленными в зоопарке, спасенными от браконьеров в лесу. Киплинговское «Мы одной крови – ты и я».

Зов того удивительного круга интеллигенции, к которому и ему и мне посчастливилось быть причастными по рождению, который был «наш» с самого раннего детства, а теперь ушел куда-то «за край», но ощущается очень близко, влияет на нас, поддерживает, помогает, требует оставаться порядочными, верными тому, чему учили нас они, наши родители, учителя.

Мария Чегодаева (1931-2016), доктор искусствоведения, действительный член Российской академии художеств