Неизвестное об известных. Такая рубрика подошла бы новой экспозиции в Галерее Назарова. Многие ли видели рисунки и акварели Виктора Сорокина и Вилена Дворянчикова? Наших земляков знают и ценят как живописцев. А галерея предлагает познакомиться с их произведениями, которые практически никогда не выставлялись.
Публике представлены также работы Александра Сорочкина, Николая Климова, Анатолия Климова, Евгения Сальникова — преимущественно из собрания владельца галереи Александра Назарова. Почти все авторы – ученики и последователи Сорокина.
Дерзкий мэтр
В начале экспозиции — карандашный автопортрет Виктора Семеновича конца 40-х годов минувшего века. Того самого времени, когда запросто было попасть в немилость за формализм, за нежелание в обязательном порядке воспевать «будни великих строек». Именно по этой причине москвич Сорокин уехал из столицы в старинный Елец, где стал преподавать в художественном училище.
С десяток акварельных листов Сорокина, что демонстрируются в галерее, созданы на пике творческой зрелости художника. В ту пору он чувствовал себя абсолютно свободным — от цензуры, закостенелых традиций, даже от необходимости подтверждать собственную репутацию «последнего русского импрессиониста». Он мог позволить себе приблизиться к той черте, за которой начинается беспредметная живопись. Впрочем, черту эту Сорокин не пересек. Но его композиции поражали молодой дерзостью. По духу, по колориту, ритму, энергетике они никак не вязались с академическими сединами мэтра.
В акварельных опытах он так же смел и артистичен, как в станковых картинах. Сорокин всякий раз приводит мне на память пастернаковское: «И чем случайней, тем вернее слагаются стихи навзрыд». Вот и на сей раз от излюбленных мастером зимних, весенних, осенних пейзажей возникает ощущение спонтанности, импровизационной легкости.
Елецкие мотивы
В судьбе Сорокина Елец сыграл огромную роль. Вслед за Розановым он бы имел право назвать этот город «родиной моей души». Не счесть, сколько уголков земли елецкой запечатлел он на своих картинах и акварелях. Так же без устали обращались к елецким мотивам и оба Климовых — Николай и Анатолий. Но если учитель передавал, прежде всего, свои впечатления, состояние души, то они почти с документальной точностью, конкретностью изображали Введенский спуск с поднимающимся в небо куполом собора, Аргамач, Каракумский мост, улицы и переулки. Их поэтические акварельные пейзажи вполне могли бы стать иллюстрациями к путеводителю по Ельцу.
Материал, техника нередко меняют манеру, пристрастия, мотивы, даже философию художника. Один авторитетный график признавался: стоит ему карандашом или углем коснуться поверхности белого листа, как на нем разворачивается жизнь, словно бы независимая от намерений и воли творца: «Лошади, скворечники, дороги, близкие мне люди — все, что я часто изображаю, — они вместе с карандашом и бумагой полновластные хозяева; и чем послушнее мои глаза их сути, тем больше надежды сделать свое свидетельство времени».
Тихая лирика
Бог весть, согласится ли с этим Евгений Сальников. Но его блистательные рисунки на нынешней выставке радикально не похожи на сальниковскую живопись. Для поклонников он — мифотворец, переплетающий явь и сны, сочиняющий визуальную утопию, проникнутую надеждой, любовью, гармонией.
Но рисунки его совсем другие и о другом. Никакой игры в сказку со счастливым концом. В окне мастерской он видит обычный неброский пейзаж. Он рисует интерьер прихожей — вешалка, шуба, стул, приоткрытая дверь в комнату, где спиной к зрителю сидят у стола двое. Повседневность как она есть. То теплая, уютная, то таящая драматизм и тревогу. Мне интереснее всего были портрет матери и автопортрет, на котором художник погружен в себя – и отнюдь не факт, что его размышления такие уж радужные и безоблачные.
Друзья Вилена Дворянчикова помнят, как тесно было ему в стенах мастерской. Он построил храм, открыл музей своего учителя Сорокина, реставрировал дом Губина под художественный музей. В своем творчестве Вилен Дмитриевич вовсе не конъюнктуры ради отдавал должное поколению фронтовиков и рабочим людям, что стоят у доменных печей и строят дома. Но ему не чужда была и непафосная, тихая лирика. Его акварельные натюрморты с цветами выполнены изысканно и тонко.
В ближнем круге Сорокина Александр Сорочкин занимал особое место. Обладавший совсем иным темпераментом и взглядом на искусство, Виктор Семенович общался с ним как с равным. Даже созвучие их фамилий сегодня кажется символичным. Несколько пастелей Сорочкина, включенные в экспозицию, так же строги и аналитичны, как и его живопись.
Акварель или рисунок пересказать нельзя. Искусствоведческие термины типа «пластика», «ритм», «цветовые соотношения» тут не помогут. Мне остается лишь повторить древний призыв: иди и смотри. У кого есть глаза, сердце, душа, тот не пожалеет о времени, проведенном в залах галереи.
