Он называет себя счастливым человеком. И в принципе имеет на то основания. В конце концов, он удостоен самых почетных в российском искусстве званий — народного художника, члена Академии художеств, профессора Суриковки.
Иван Лубенников утверждает: удача ему сопутствовала всегда. К примеру, когда начал осваивать ремесло монументалиста, да не у кого-нибудь, а у прямой ученицы Дейнеки. В ту пору он впервые всей грудью вдохнул озон Северного Возрождения, великой живописи Веласкеса и гениальных итальянцев. Среди самых любимых у него был и остается Джотто. А из русских он называет в первую очередь Феофана Грека и опять же не самого известного мастера Григория Сороку.
Короче, если хочешь быть счастливым… А слово «счастливый» для Лубенникова, по-моему, синоним эпитета «свободный». Он был свободным, занимаясь монументальной росписью и в советские, и в постсоветские времена. Ему довелось оформлять фасады легендарной Таганки, Международного музея Освенцима, станций Московского метрополитена.
А что какие-то картины Лубенникова снимались с выставок бдительными охранниками соцреализма… Какой же ты творец, если всем мил и угоден, полагает мастер.
Экспозиция Лубенникова, презентация которой состоялась в липецкой Галерее Назарова, так и называется: «Лицо свободы». Она повторяет название маленького портрета подвыпившего бомжа в треухе. Конечно, здесь дает себя знать органичная склонность художника к иронии, иногда озорной, иногда горькой усмешке.
По крайней мере, бомж ему куда симпатичнее, чем олигарх с яйцеобразной лысой головой и настороженно скошенным глазом. Его изображение смещено в левый угол картины. А левая сторона, по преданиям, сами знаете, кому принадлежит. Зато прелестный, лучащийся энергией любви портрет девочки, тонко и лирично вылепленный светом свечи, остающейся за кадром, сдвинут в правый, ангельский угол картины.
Вообще у Ивана Лубенникова ошеломляет абсолютно вольное сочетание явного сарказма с чистейшей поэзией. Портрет критикессы (работа так и поименована «Критикесса»), в сущности, шарж, и отнюдь не безобидный. Зато в пространстве большой работы «За здоровье прекрасных дам!» и насмешливое, и лирическое оказываются в неразрывном соседстве. Прекрасная, словно сотканная из воздуха и вот-вот готовая в нем снова раствориться, исчезнуть нагая девушка и — рыбачья лодчонка вдалеке. Там мужики забрасывают удочки и опрокидывают стопки — разве ж, господа, бывает рыбалка без пол-литра? Мне чудится в этой композиции не столько укор, сколько вздох мастера о людях, проглядевших главную красоту, главную прелесть бытия.
Разумеется, несколько десятков работ не дают представления о масштабах творчества Лубенникова. В частности о том, что, несмотря на самые разные мотивы и приемы, ему тесно в границах живописи. Художник даже иногда откладывает кисть и берется за перо, под которым рождаются выразительные и очень русские по сюжету и духу рассказы. Книга прозы Ивана Лубенникова «Розовая скатерть» вышла в серии «Свободные художники Петербурга». В чем, памятуя о названии выставки, видится неслучайный, символический смысл.
Если хочешь быть счастливым… По-моему, продолжением этих слов у Лубенникова были бы глаголы: надо пахать, пахать и пахать. Я спросил у него, как он полагает, сложатся судьбы его студентов?
— А это зависит от них, — жестко ответил Иван Леонидович. — Я после училища в своем подвальчике вкалывал не покладая рук. И когда ко мне пришел известный в том числе своею щедростью немецкий коллекционер, я показал ему массу произведений. Ему было из чего выбирать. А нынче кое-кто умудряется выкладывать в Интернете проекты еще не созданных, не написанных картин. Вот и сравните, кто в этом случае имеет преимущество: художник, чья мастерская забита работами, или господин с неосуществленными проектами.
