Для русских православных людей небеса – это не небосвод над Землёй. Это иной, желанный мир. Своё представление о нём показала в липецкой Галерее Назарова московский художник, скульптор, иконописец Наталья Захарова
Вместе с открытием выставки «Деревянные небеса» состоялась и презентация замечательной книги «Красный суп», созданной семейным подрядом Натальи Гурьевны, её супруга Михаила Викторовича Кириллова-Угрюмова и дочери Анастасии.
И Наталья Захарова, и Михаил Кириллов-Угрюмов приехали на открытие выставки в Липецк. Они – представители удивительных семейных кланов, оставивших заметный след в культуре и образовании нашей страны. И оба, если можно так сказать, дети своих отцов. Наталья Гурьевна родилась в семье выдающегося российского графика Гурия Филипповича Захарова и талантливого скульптора Татьяны Михайловны Соколовой. Михаил Викторович – сын первого ректора МИФИ, видного советского и российского учёного, педагога, участника Великой Отечественной войны Виктора Григорьевича Кириллова-Угрюмова. Птенцы гнезда шестидесятников, они несут особый романтизм как в отношении друг к другу, так и в отношении искусства. Они пришли в православие в один год, ещё задолго до личного знакомства. Вера стала их спасением, их прибежищем, их мировоззрением.
…Мы вели неспешную беседу с Натальей Гурьевной и Михаилом Викторовичем в уютном пространстве Галереи Назарова за несколько часов до церемонии открытия выставки. На стенах и тумбах уже разместились иконы, скульптуры – захаровский «небесный чин, образы защитников человека от земных скорбей», как окрестила экспонаты искусствовед, куратор выставок галереи Татьяна Ивановна Нечаева. Несмотря на то, что экспозиция ещё не открылась, посмотреть на новые работы зашла парочка – юноша и девушка, головные уборы не сняли ни тот ни другая. Через минуту после того, как молодые люди переступили порог зала, парень медленно снял шапку с головы. Они ходили от иконы к скульптуре и молчали. Тихонечко вышли из галереи и, обнявшись, так же молча пошли по улице… А мы смотрели на них из окна и тихо радовались началу их преображения.
– Наталья Гурьевна, среди работ, представленных на выставке, есть зеркала в обрамлении ангелов, вырезанных из дерева. Вы хотите, чтобы человек, заглянув в такое зеркало, увидел что?
– Образ и подобие. Важно, чтобы каждый из нас помнил: он находится под строгим надзором, за ним следят. Мои домашние смотрятся именно в такие зеркала. Есть они и в других домах. Мне почему-то кажется, что в Византии тоже были подобные зеркала.
– В автобиографическом рассказе об отце «Мой папа» вы пишите, что раз уж природа отдыхает на детях талантливых людей, так пусть она делает это достойно. При этом пошли по родительским стопам.
– Дети выдающихся людей искусства, действительно, страдают. И от отсутствия внимания со стороны взрослых, и от того, что не всегда могут соответствовать их уровню. Меня же отец очень любил, я ему была всегда интересна. Папа – это моё всё, мой защитник. Но я ещё в молодости смирилась с тем, что у меня нет шансов перерасти родителей в творчестве, поэтому никогда не пыталась «состояться». Когда ушли мои родители, всё кардинально изменилось…
– Вы вышли на передний план?
– Да. Сейчас наступило удивительное время. Я стала совершенно спокойной. Мне исполнилось шестьдесят лет. И всё сбылось: у нас родился потрясающий внук Лука, мы с мужем делаем своё дело и живём теми устоями, которые оставили нам родители. И мы считаем их правильными. У меня больше нет комплексов, зато есть любимая работа, семья. Я всё сделала. Меня это состояние удивляет и успокаивает.
– Это счастье?
– Думаю, да. Это у меня впервые. Я даже физически себя чувствую лучше, чем в сорок восемь лет. Сил у меня меньше, но их достаточно и на внука, и на дом, и на работу.
– Как пришла вера?
– Мы с мужем были комсомольцами, Миша вообще из семьи принципиальных коммунистов. Поэтому о церкви и вере не говорили, хотя родители наших родителей были людьми верующими. Так получилось, что мы оба пришли в храм и крестились в 1972 году, ещё не зная друг друга. Среди друзей, коллег, людей нашего поколения таких много, кто пришёл к вере самостоятельно, без родительского благословения, и уже они потом крестили отцов и матерей. Дошло до того, что Мишин папа – коммунист до кончиков волос – начал строить храм при МИФИ. Уже после его смерти дело, начатое отцом, завершил муж. Мой любимый папа родом с Волги из семьи сапожников, старообрядцев-беспоповцев. Он остался человеком невоцерковленным, но в нём всегда присутствовала строгость к себе, к окружающим. И он всю свою жизнь рисовал храмы, в том числе и разрушенные, пустые. Летопись многих старых московских церквей – это работы Гурия Захарова. Это его плач. Мы приятельствовали с Петром Паламарчуком, который под псевдонимом Семён Звонарёв написал книгу «Сорок сороков» – иллюстрированную четырёхтомную историю всех московский храмов…
– Во времена нашей юности мы постоянно ездили то в Саввино-Сторожевский монастырь, то в Троице-Сергиеву лавру, то в Новгород, – присоединяется к нашему разговору Михаил Викторович Кириллов-Угрюмов. – Правда, все наши путешествия носили тогда околоцерковный характер. Позже в институте десять лет работал реставрационный отряд, мы воссоздавали Кириллов монастырь. У нас с отцом были очень сложные отношения. Он считал, что настоящий мужчина должен быть коммунистом и физиком. А я подался в Псково-Печёрский монастырь, в кузницу. Однажды отец приехал меня навестить в Псков, компанию ему составили помощник председателя Совета министров СССР Алексей Николаевич Косыгин и главный архитектор Москвы. Весь город перекрыли, а меня не пустили ни на вокзал, куда я приехал встречать родителя, ни в ресторан. Пришлось вернуться в деревню Малы к учителю-кузнецу Всеволоду Петровичу Смирнову. На следующий день папа с мамой всё-таки оторвались от высоких друзей, приехали в гости, мы с отцом весь день проговорили, он впервые за мои взрослые годы назвал меня сыночком… Когда возраст отца приближался к восьмидесяти, мы с ним начали возводить храм при МИФИ. При этом он оставался коммунистом, никогда партбилета на стол не бросал, устраивал субботники на Ленинских горах. В тяжелейшие для него, как и для всей страны, годы перестройки отец захотел исповедаться и причаститься. Пошёл в Данилов монастырь, где его встретил… выпускник МИФИ протоиерей Максим Первозванский.
– Виктор Григорьевич Кириллов-Угрюмов не только учёный, первый ректор Московского инженерно-физического института, он – фронтовик.
– Почётный житель рязанского города Скопин, – добавляет Михаил Викторович. – Его 184-я бригада морской пехоты впервые за годы войны под Скопином побила фашистов. Папе тогда было семнадцать лет. Как эти юноши бились с лучшей военной машиной мира?.. Он был абсолютно несгибаемым человеком, жёстким. А ещё – человечным и справедливым. В 1952 году в МИФИ решили изгнать из комсомола талантливого студента Оганесяна. Отец встал и, понимая, что Сталин ещё жив, институт закрытый, ситуация патовая, опасная и для него тоже, сказал, что таких умных и неординарных студентов в институте можно по пальцам пересчитать, поэтому ими надо дорожить. Проштрафившегося Оганесяна отправили принуждать старых монархистов, что жили на Мясницкой улице, приходить на выборы. Он тем «непартийным элементам» так понравился, что они пришли голосовать, а студента восстановили в комсомоле. Ныне именем выдающегося физика, номинированного в этом году на Нобелевскую премию, Юрия Цолаковича Оганесяна назван 118-й элемент в периодической таблице Менделеева – Оганесон.
– И вы говорите, и другие люди вспоминают: для вашего отца очень важным было служить Родине, приносить пользу Отечеству. Вы даже утверждаете, что приоритеты папа расставлял так: сначала интересы страны, следом – работа и только потом уже семья и дети…
– Для русских мужчин государственные заботы были выше и важнее, нежели семейные проблемы. А вот для европейцев, особенно для немцев, на первом плане всегда оставались семья, дом и интересы клана. Я могу утверждать, что отец своих детей, жену любил меньше, чем Родину. Он работал ради процветания страны, он на это жизнь свою положил. При этом отец был неодинок, те мужчины, которых я знал и уважал, также были государственниками. Подобным образом выстраивал свою жизнь и Наташин отец Гурий Филиппович Захаров. Он вообще так рано умер из-за переживаний по поводу распада Советского Союза, хотя не был ни коммунистом, ни общественным деятелем. Он – художник, страстно любящий свою землю.
– Михаил Викторович, в своём рассказе «День Победы на сопредельной территории» вы утверждаете: «Каждый русский человек должен побывать в Пскове и поверить высоту своей души далёкими мальскими небесами». Пскова русскому достаточно?
– Достаточно. Чтобы быть русским, достаточно и Москвы, и Липецка. Кто-то писал о моём любимом философе Константине Николаевиче Леонтьеве, что у него не было пределов любви к Отечеству. Можно даже не выходить за порог собственного дома и безумно любить Родину. Но если есть возможность проехать, пройти по России, это нужно сделать обязательно! Так что в Пскове, в Малах стоит побывать. Для меня в семидесятые годы самыми притягательными были северные просторы, Соловки, Белое море. Мы в то время искали себя, смысл жизни, даже религии. И вернулись с Соловков людьми православными, некоторые даже крещёными. Соловки вообще потрясли воображение, монастырь тогда был ещё в звёздах, лагерным духом там пахло, но и пятьсот лет православия ощущались.
– В том же рассказе вы вспоминаете, как праздновали День Победы на эстонской территории, как тамошняя полиция вас чуть было не арестовала, вам помогли пожилые местные жители, прикрывшие вас от стражей порядка. Как вам кажется, Михаил Викторович, нынешнее отношение к войне, Великой Отечественной, к Победе, быть может, там, на Западе, в Прибалтике, на Украине, когда-то и изменится, но ведь дети растут…
– Это верно. В год возвращения Крыма в Россию я гостил в Балаклаве. И увидел детей, выросших в самостийной. Для них Россия ничего не значила, она им была неинтересна. Поэтому нужно обращать внимание на всё. Мне кажется, что ситуация изменится. Миром правит Бог, поэтому Правда всегда восторжествует, пусть даже нам непонятным, но промыслительным образом. Не надо впадать в справедливый пессимизм и по поводу русского мира. Русский народ всегда жил независимо от власти, его ощущения своего бытия, веры были ровными, как ветер. И растоптать эти ощущения, наверное, невозможно. Сегодня многое существует вопреки, а значит, прорвёмся!
– Название вашей книги «Красный суп» – это аллегория?
– Это из псковской кузницы. Мы собирались вечерами после работы, и старики каждый раз варили красный суп. Это сборная солянка с помидорами и колбасой. Хотя, конечно, в этом названии есть и аллегория, и воспоминания о советских временах. Все рецепты в книге – от Наташи, дочь наша помогала с оформлением, а я отвечал за литературную составляющую. Готовит жена гениально, как и моя тёща – её мама. В сущности, книга – это признание в любви моей Наташе. А с другой стороны, наши родители – и мои, и Наташины – были очень хлебосольными людьми. Как они умели веселиться, как они умели жить, как они умели встречать гостей! В магазине «Природа» они покупали целого сайгака, запекали его, приглашались по тридцать человек, устраивались театрализованные вечера с капустниками. Частым гостем в нашем доме был дядя Коля Басов (наш земляк Николай Геннадиевич Басов, физик, лауреат Нобелевской премии. – Прим. ред.). Шестидесятники – это русские эллины, поколение бессмертных людей. Они действительно верили, что смерти нет. У Гурия Захарова было шесть инфарктов, первый перенёс лет в сорок. Когда его спрашивали, неужели он ничего не почувствовал, он отвечал, что танцевал с красивой женщиной и ему показалось, что кольнуло сердце. Гурий Филиппович решил, что это от женской красоты.
– Наталья Гурьевна, в сложении вашей семьи, в появлении Михаила, которого вы сравнили с Зевсом, судя по всему, хватает неких знаков судьбы. Взять хотя бы гравюру вашего отца, которая с детства висела в комнате вашего будущего супруга…
– Мишу мне Бог послал как награду. Я восприняла Мишу, его любовь как подарок. В тот момент ко мне приходили друзья прощаться, понимая, что пришёл мой конец. А Миша действовал иначе. Мне тогда исполнилось двадцать пять лет. Мы встретились на Пасху, познакомил нас старший друг Миши – Савва Васильевич Ямщиков (реставратор, историк искусства, публицист, журналист, открыл жанр русского провинциального портрета XVIII-XIX веков, возродил к жизни имена забытых русских художников и иконописцев, был консультантом Андрея Тарковского на съёмках фильма «Андрей Рублёв». – Прим. ред.)… Он мне был дан в утешение, во спасение, когда жизнь моя кончилась и я практически умерла. Я его повстречала после «химии», без волос, с разрушенными костями – инвалид второй группы. И с ним училась заново ходить. Первой что-то заподозрила мама, которая решила, что Миша в меня влюбился. А я и подумать об этом не могла. Миша пошёл к моему лечащему врачу и спросил разрешения жениться на пациентке Захаровой. Доктор пожал плечами, но отвёл нам сроку совместной жизни два месяца. А живём мы с ним тридцать лет! Вот так мы с Мишей обманули судьбу.
– Наталья Гурьевна, роман с деревом – это ваша последняя творческая тропа? Или что-то ещё намечается?
– У меня появилась новая тропиночка – я стала работать с камнями. А ещё увлеклась изготовлением православных рождественских и новогодних игрушек, уже проработала евангельские сюжеты для ёлочных украшений. Новая очень интересная сфера. Но я не перестану вырезать иконы и скульптуры на православную тему. Потому что наша вера – это наша жизнь!
– Спасибо, Наталья Гурьевна и Михаил Викторович, за беседу. Будем ждать с новыми выставками, книгами. Или просто на чай или тарелку супа.
