Быть женой большого художника почти неизбежно подразумевает смиренную готовность оставаться в его тени, даже если ты сама талантлива и профессиональна. Ее мужем был Гариф Басыров, блистательный график-шестидесятник. Лишь поверхностному взгляду он казался карикатуристом, сатириком. На самом деле это философ-парадоксалист. В его гротескных рисунках таятся сострадание, живая боль за человека, целиком принявшего казенный автоматизм существования.

Мастеру выпали нелегкие испытания. И Инна Литвин неизменно оказывалась с ним рядом. Ей претит любая пафосность, но я все же решусь сказать: она и в тяжелые, и в счастливые времена оставалась для Гарифа Басырова и музой, и единомышленницей, и хранительницей домашнего очага. Естественно, она работала как художник — в кино, на телевидении, иллюстрировала книги, наверняка могла преуспеть в станковой живописи. Но раскрылась в совершенно неожиданной ипостаси: сперва как бы для себя, ни на что не претендуя, занялась композициями из тканей.

Увлечение переросло в серьезное творчество. Она не смутится, если кто-то назовет ее дело лоскутным шитьем. Она лучше всех знает: созданное ею не вмещается в границы общепринятых канонов. По десять-двенадцать часов в день трудится художница над осуществлением очередного, непонятно как родившегося и захватившего ее замысла. В год завершает не больше десятка произведений. Зато каждое из них поражает, прямо-таки околдовывает цветовыми переходами, ритмическим движением повторяющихся элементов орнамента, всех этих квадратов, треугольников, прямых линий, как будто бы всюду одинаковых…

Ее экспозиция называется «Калейдоскоп». Она открылась в Липецке после двух выставок в Москве, не дублируя, а продолжая то, что привлекало к Инне Литвин внимание столичных зрителей. Галерея Назарова вновь преподнесла липецкой публике отменный сюрприз. Александр Назаров и искусствовед Татьяна Нечаева настойчиво приоткрывают нам новые грани художественной жизни России, помогают увидеть и оценить ее богатства, вольность творческих исканий лучших из лучших.

Выставка в Галерее Назарова красива и загадочна. Она не требует какой-то сверхискушенности. Достаточно прийти и смотреть. И тогда, по выражению мудрого мыслителя, из вИдения возникает вЕдение. Когда на масштабные геометрические построения Инны Литвин направлен луч света, такое впечатление, что они светятся сами, изнутри. Они притягивают и обманывают глаз. Но стоит тронуть все это, и ты убеждаешься: это всего-навсего ткань, чудесным способом преображенная фантазией и волей.

— Искусство для меня существует вне идеологий, вне словесного ряда, — комментирует Инна Оскаровна. — Цель его — достижение гармонии. Моя геометрия — преодоление хаоса. Это антихаос.

Наверное, ей близок призыв мыслителя, что придавал смелости многим крупным художникам-экспериментаторам двадцатого века: необходимо достигать «контролируемой точности, сознательного проникновения в реальность, точной красоты». Ограничив себя материалом, средствами выражения, она добивается этой «точной красоты». Ее излюбленные прямоугольники иной раз воспринимаешь как окна в иное измерение. В них так и тянет заглянуть словно за витражи старинного замка.

И еще…

То, что делает художник, не делает больше никто и нигде. Такому нельзя ни научить, ни научиться. Мы долго с нею придумывали, как назвать ее манеру, стилистику, жанр. И в конце концов я предложил не ломать голову. Пусть это именуется просто: Инна Литвин.